— Хм… смешно, — усмехнулся он краешком рта. — А лечение Вредной Берты в самом деле чуть не сгубило меня. Жаль, я только сегодня утром узнал, что она самый большой страх всех анималистов–простолюдинов, возвращающихся с полевой тренировки. Поговаривают, что у неё есть какая–то нелюбовь к простым людям вроде нас.
— А где ты это узнал? — спросил я и посторонился, пропуская парня в свою комнату.
Он вошёл, уселся на жалобно скрипнувший под его весом стул и ответил:
— Дык сегодня на завтраке в столовой побалакал с простолюдинами–второкурсниками. Они мне много чего о ней насвистели.
— Слушай, дружище, а была ли на завтраке маркиза Меццо? — задал я парню вопрос и напряжённо замер в ожидании его слов.
Ох, как же я надеюсь, что она жива живёхонька. А вот ежели девица померла, то её папаша с говном сожрёт и меня, и Люпена.
— Маркиза Меццо? Это такая блондиночка с вьющимися золотистыми патлами и высокомерной мордахой? Да, была.
— Фух–х–х, — облегчённо выдохнул я и принялся надевать штаны, а то в трусах как–то не комильфо ходить при госте.
— А ты, значит, любитель высокородных блондинок? — сально подмигнул мне Пашка. — В лесу на руках таскал фон Браун, а сейчас справляешься о другой.
— Не твоё дело, — довольно резко сказал я и следом почти грубо спросил: — Ты вообще о чём хотел поговорить?
— Мы не с того начали наше знакомство, — спокойно бросил громила, не обратив внимания на мою резкость. — Чего нам делить? Ты парень сообразительный. Я — тоже не дурак. Мир?
— Ладно, мир, — кивнул я и в довесок к штанам напялил помятую рубашку и подтяжки. Сойдёт. Чай не император Гардарики ко мне заявился.
— А раз мир, то это дело надо отметить, — довольно оскалился Ёж, приподнял майку и вытащил фляжку. Ранее она бы заткнута за широкую резинку его серого трико. А теперь он поставил её на стол и с гордостью сказал: — Самогон. Батя мой варил. А рецепт в нашей семье переходит от отца к сыну. Дед мой говаривал, что, уже почитай три сотни лет, мы такой самогон варим. Его в нашей лесной глуши все хвалят.
— Наверное, хвалят те, кто не ослеп? — ехидно вставил я.
— Да ты остряк… — беззлобно подметил Пашка и взъерошил рукой короткий бобрик волос. — Где у тебя стаканы или кружки? Мы же не в подворотне, дабы из горла хлебать.
— Сейчас организую.
Я расторопно открыл дверцы шкафчика, взял с полки два стакана из толстого стекла, нахмурился и протёр их чистой тряпкой, которая висела на гвоздике. И лишь потом поставил оба сосуда на стол и присовокупил к ним тарелку с кружком кровяной колбасы, несколькими чёрствыми галетами и луковицей.
Пашка одобрительно посмотрел на горький овощ, по чуть–чуть набулькал в стаканы и проговорил:
— Да, лук подойдёт для того, чтобы отбить запах изо рта. А то ведь в академии спиртное–то нельзя употреблять. Сухой закон. Только иногда можно вина глотнуть. А что вино? Ерунда. Сладкая водичка. А вот сейчас мы испробуем напиток настоящих мужчин. Цепляй стакан.
Я уселся напротив верзилы и взял тару. На её донышке плескалась темно–коричневая жидкость, которая остро пахла алкоголем и какой–то травой.
Не став рассусоливаться, мы с Пашкой со стеклянным звоном столкнули стаканы и опорожнили их. И по моему пищеводу словно прокатился расплавленный металл. У меня аж слёзы на глазах выступили, а из ушей едва пар не повалил. Но я поборол в себе желание метнуться к холодильнику за холодным ситро. И вместо этого мужественно закусил галетой и посмотрел на собутыльника.
А тот благодушно прогудел, совсем не изменившись в лице после употребления такого пойла:
— Как?
— Этим самогоном самолёты можно заправлять, — честно признался я, пережёвывая хрустящую на зубах галету. — Надеюсь, он настоян не на старых дедовских портянках?
— Какие портянки? Только лесные травы и шишки, — просветил меня парень, поставил на стол локти и стал рассказывать: — Я ведь это… в городке жил подле леса. А дед у меня с отцом постоянно в этом лесу грибы собирали, силки ставили да охотились. Ну и меня, как подрос, стали с собой брать. Многому они меня обучили. И вот эта наука мне на ночной тренировке ох как пригодилась. А ты откуда будешь? Местный? Из Велибурга?
— Ага, — кивнул я и следом вздрогнул из–за внезапно раздавшегося стука в дверь.
— Кто это? — с беспокойством выдохнул Пашка, торопливо сграбастав фляжку со стола.
— Васька, — узнал я характерный стук, встал со стула и пошёл открывать.
Хм… а ведь о Ваське я за сегодняшнее утро ни разу и не вспомнил. Даже не подумал: пережил ли он вообще тренировку? Оказывается, пережил.
Я открыл дверь и предсказуемо увидел знакомую загорелую физиономию, которая обзавелась свежим шрамом. Он наискосок пересекал лоб Васьки и терялся в левой брови. Но парня сей факт явно не печалил. На его морде царило радостное выражение. Правда, оно мигом сменилось заинтересованной миной, когда Васька почувствовал идущий от меня запах.
Крепыш сощурил синие глаза, ноздрями шумно втянул воздух и уверенно выдал:
— Самогон. Крепкий. На шишках и травах.
— А ты эксперт… — восхищённо покрутил я головой и посторонился. — Заходи. Третьим будешь.
Он кивнул, вошёл и тотчас удивлённо выдал, увидев Пашку:
— А ты тут что делаешь?
— Это долгая история, — ответил я за громилу и закрыл дверь. — На тренировке нам пришлось действовать сообща. Тебе стакан доставать?
— Спрашиваешь, — фыркнул Васька, усаживаясь на мой стул. — Конечно.
Я усмехнулся и поставил на стол ещё одну тару. После этого мы все втроём выпили, закусили, а потом стали в красках делиться подробностями ночной тренировки.
Васька первым рассказал о своих метаниях по ночному лесу. Так я узнал, что его лоб располосовал слепыш, а сам он завалил волколака и еле–еле добрался до руин.
— Похоже, преподаватели специально где–то наловили слепышей, а затем через порталы отправили их на «полигон», где проходила тренировка, — подытожил я рассказ Васьки и принялся излагать свои приключения.
Конечно, мне пришлось утаить то, что я нёс Грету на руках. И, слава богу, Пашка, действительно, сдержал слово и никак не выказал того, что я немного покривил душой.
Верзила молча выслушал мою практически рыцарскую сагу, а затем стал рассказывать о своих ночных мытарствах: как он бегал по лесу, как дрался с волками и запутывал следы. И по ходу своего скупого на подробности рассказа парень выложил на стол портсигар с папиросами. Но курили они с Васькой, стоя у открытого окна.
Выпивать же мы перестали после третьей порции, а то потом уже никакой лук не поможет. Да и на обед придётся спускаться в столовую. А там кто угодно мог понять, что мы слегка навеселе. В общем, решили не рисковать.
А уже под конец наших посиделок в коридоре раздался резанувший по ушам акустический писк. Я поморщился и даже не сразу понял, что с таким звуком включились динамики. Они висели в коридоре под потолком.
— Кажись, сейчас будут балакать о чём–то важном, — уверенно бросил Пашка.
И тут динамики сквозь небольшие помехи заговорили голосом декана:
— Внимание, господа студенты. Прослушайте короткое сообщение. По итогам первой полевой тренировки из ста двух студентов сорок девять оказались легкоранеными, пятнадцать — получили раны средней тяжести, семеро — были тяжело ранены, а трое — скончались. Мы скорбим о них, но они знали, куда шли учиться. Академия имени Николая Шилле — это кузня высококлассных магов, а не кружок кройки и шитья. Мы никого здесь не держим. Вы можете подать документы на отчисление в любой момент, — в этом месте декан взял небольшую паузу, а затем продолжил: — А теперь пришла пора огласить список тех студентов, которые справились с тренировкой лучше всех, и тех, кто оказался хуже прочих. Итак, начну с последних. По минус три балла получили…
Декан назвал имена и фамилии десяти худших студентов. Благо, что Васьки среди них не оказалось. А потом декан торжественным голосом объявил и десятку красавчиков.
И хотя Васька уже знал о том, что мы с Пашкой вошли в первую пятёрку, он всё равно с завистью поглядел на нас и выдохнул: